«Вступление ПО СЛЕДАМ ПРЕДКОВ Культ предков восточных славян1 не был предметом этнографического изучения, если не считать труды Д.К. Зеленина по некоторым его русским формам, ...»

Представления о н е у с т о й ч и в о с т и половых признаков в детско-отроческом возрасте породили специфическую систему стратификации и половозрастных именований2. У русских этот возраст назывался безвременье, а ребенок объединялся с молодыми природными объектами в единую биологическую категорию, характерной чертой которой считалась подверженность «бесовским» силам. Эти верования выразились в собирательных обозначениях детского возраста типа тварня, блазнота (от ‘блазнить’ — мерещиться), а также в разнообразных региональных названиях птичьего и животного происхождения3.

Пол ребенка нивелировался одеждой свободного покроя (рубаха до пят) и отсутствием половых терминов. В детской среде наделение сверстников признаками противоположного пола стало одним из способов наказания: например, мальчики, желая унизить провинившегося сверстника, говорили о нем в женском роде: «Пошла, сказала»4.

Половая инверсия (трансвестическое переодевание) была частью обрядов и игрищ, происходивших в периоды календарных рубежей — летнего и зимнего солнцестояния/солнцеворота, когда, по народным представлениям, «менялся» пол времени и светил. Важное значение имела «перемена пола» в добрачной и свадебной обрядности: с одной стороны, она исполняла «переходную» (инициальную) функцию, а с другой — обережную (для жениха и невесты). «Как приидет жених по невесту, и свахи жениха с невестою вмести за (за)навесом сажают, с невесты снем (так!) шапку на жениха надевают, и зъ жениха мужскую шапку на невесту»5. В разных этнических традициях переодевание и раскрашивание лица были обязательными и для поезжан жениха как участников общего переходного процесса. Если молодой принимался в дом тестя (примаком), о нем говорили: «Вышел замуж», а о его жене: «Оженилась» (смолен., вятск. и др.)6.

Милорадович В.П. Житье-бытье лубенского крестьянина // Українцi: Народнi вiрування, повiр,я, демонологiя. Київ, 1992. С. 287.

Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской деревни… С. 24–27.

Там же. С. 25–26 и примеч. № 5–20 на с. 99–100.

Виноградов Г.С. Русский детский фольклор. Иркутск, 1930. Примеч. 80 к с. 120.

Песни, собранные П.В. Киреевским. Нов. сер. // Изд ОЛРС. М., 1911. Вып. I:

Песни обрядовые. С. 248. (Из «Иосифовского служебника»).

Добровольский В.Н. Смоленский этнографический сборник. СПб., 1894.

Т. ХХI. Ч. II. С. 9; СРНГ. Вып. 9. С. 125–126.

Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/978-5-88431-213-5/ © МАЭ РАН В сказке перемена пола встречается нечасто и касается только женщин, исполняя в зависимости от возраста и социального положения персонажа разные символические функции.

Переодевание д е в у ш к и в мужскую одежду происходит при наступлении совершеннолетия, будучи своего рода поздним эквивалентом и н и ц и а л ь н о й внешней «оболочки» — змеиной/лягушачьей кожи, раковой чешуи, свиного кожуха и т.п.

В качестве примера приведу Василису Васильевну из сказки «Василиса Поповна», скрывающую свой девичий облик под мужской одеждой и мужскими повадками:

Одевалась она в мужское платье, ездила верхом на лошади, стреляла из ружья и все делала совсем н е п о - д е в и ч ь и, так что очень немногие знали, что она — девушка, а думали, что она — мужчина, и звали ее Василием Васильевичем.

Героиня подвергается «испытанию полом» одним из претендентов на ее руку — царем Бархатом, но выходит из него с честью, поскольку он не является ее суженым1.

Переодевание ж е н щ и н ы тоже имеет переходную символику, ибо обычно вызвано необходимостью странствия в поисках своего потайного супруга и отца сыновей (сюжет «Молодильные яблоки»).

Убедившись в его любви и верности, она снимает с себя «маскарадное» платье.

В былине «мужеподобный» вид имеют поляницы — любовницы или жены Ильи Муромца, Дуная, Добрыни (см. часть 3); судьба последних зависит от того, насколько они готовы расстаться со своим богатырским девичеством.

Исключительный случай — преображение в «дороднего добра молодца» жены Ставра Годиновича для вызволения любимого супруга из темницы, в которую князь Владимир засадил его в наказание за чрезмерное хвастовство своей женой на пиру:

Тут Василиса Микулична Волосы подбрила п о - м у ж и ч ь е м у, Платья надела б о г а т ы р с к и и, Сходила в конюшечку во новую, Взяла ж е р е б ч и к а н е е з ж а н а г о… Села она да поехала2.

Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: в 3 т. / изд. подгот. Л.Г. Бараг и Н.В. Новиков. М., 1986. Т. II. № 316. Екатеринбургская губ. (учтено 12 русских вариантов сюжета и 1 украинский): см. примеч. на с. 458.

Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Архангельск, 1983. С. 206.

90 Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/03/03_05/978-5-88431-213-5/ © МАЭ РАН *** Итак, прототипы героя-предка имеют глубокие корни, уходящие в толщу универсальных представлений о единстве мира. Вследствие космического размера обстоятельств зарождения героя-предка его психофизическая природа и возрастные процессы содержат наиболее полную информацию (представления) о способах и участниках миротворения. При этом мотив героя имеет отношение не только к общей жизненной обстановке, но и к р е л и г и о з н о й проблеме: «Абсолютная установка — всегда установка религиозная» (К.Г. Юнг)1. С телеологической точки зрения, главенствующая роль человека в подлунном мире обусловлена его сотворением по образу и подобию Божию, т.е.

он представляет собой «не только микрокосм, но и м и к р о т е о с »2.

По выражению свт. Василия Великого, «человек — это тварь, которая получила повеление стать Богом»3.

Юнг К.Г. Душа и земля // Проблемы души нашего времени / пер. с нем.

А.М. Боковикова. М., 1993. С. 156.

Евдокимов П. Женщина и спасение мира… С. 42.

Там же. С. 61.